— До них не одна миля.

Марк немножко расслабился и приклеил чудовищу вторую руку.Монстры фирмы «Аврора» занимали целый стол — Марк составил из них живописнуюсцену, которую менял каждый раз, как добавлялся новый элемент. В тот вечер,когда… что-то случилось, Дэнни и Ральфи действительно шли посмотреть на них.

— Думаю, ничего страшного, — сказал отец. — Конечно, толькокогда светло.

— Ну, надеюсь, кошмары из-за этих ужасных похорон его мучитьне будут. Марк прямо-таки увидел, как отец пожимает плечами.

— Тони Глик… несчастный. Но смерть и горе — часть жизни.Пора ему свыкнуться с этой мыслью.

— Может быть.

Еще одна долгая пауза. («Что дальше? — подумал Марк. —Может, «ребенок — отец мужчины»? Или «как прутик гнется — так дерево растет»?)Марк приклеил чудовище к подставке — могильному холму на фоне покосившегосянадгробия.

— В разгар жизни мы сталкиваемся со смертью. Но у менякошмары могут быть.

— О?

— Как ни жутко это звучит, мистер Формен, должно быть,настоящий художник. Честное слово, мальчик выглядел так, будто только чтоуснул. Будто в любой момент он может открыть глаза, зевнуть и… Не понимаю,отчего люди настаивают на том, чтобы их пытали отпеванием у открытого гроба.Это варварство.

— Ну, это уже позади.

— Да, наверное. Он хороший мальчик, правда, Генри?

— Марк? Лучше некуда.

Марк улыбнулся.

— По телевизору есть что-нибудь?

— Сейчас посмотрим.

Остальное Марк пропустил мимо ушей — серьезный разговорзакончился. Он поставил модель на подоконник сохнуть и затвердевать. Ещепятнадцать минут, и мать крикнет, чтобы он собирался спать. Мальчик достал изверхнего ящика шкафа пижаму и стал переодеваться.

Строго говоря, мать напрасно тревожилась за психику Марка.Он вовсе не был таким уж чувствительным. Да и с чего бы — несмотря на своеизящество и рассчитанность движений, Марк почти во всех отношениях былобыкновенным ребенком. Крупных травм в его жизни не было, а несколько школьныхдрак отметин не оставили. С равными себе он ладил и, в общем, хотел того же,чего они.

Если что-то и ставило его особняком, так это запасотстраненности и холодного самоконтроля. Никто не внушал ему этого — похоже,таким Марк родился. Когда его любимого пса, Чоппера, сбила машина, Марк настоялна том, чтобы вместе с матерью пойти к ветеринару. Ветеринар сказал: «Собакунадо усыпить, мальчик мой. Понимаешь, почему?», и Марк возразил: «Вы не станетеего усыплять, вы собираетесь насмерть отравить его газом. Да?» Ветеринарподтвердил. Марк ответил: валяйте, но сперва поцеловал Чоппера. Ему было жалкопса, но он не заплакал — глаза у мальчика никогда не были на мокром месте. Матьпоплакала, но через три дня Чоппер стал для нее туманным прошлым. А для Маркапес никогда не уйдет в туманное прошлое. Вот чем ценно не плакать. Плакать — тоже самое, что вылить все свои чувства на землю с мочой.

Исчезновение Ральфи Глика потрясло Марка, как потрясла затемсмерть Дэнни, но он не испугался. Он слышал, как один мужик говорил в магазине,что Ральфи, наверное, попал в лапы к извращенцу. Что такое извращенцы, Маркзнал. Сделав свое черное дело, они душат тебя (в комиксах малый, которогодушат, всегда говорит «а-ррр-гхххх») и закапывают в гравийном карьере или поддосками заброшенного сарая. Если бы когда-нибудь извращенец предложил конфеткуМарку, тот пнул бы его в яйца и пустился наутек.

— Марк? — проплыл вверх по лестнице голос матери.

— Я, — ответил он и опять улыбнулся.

— Будешь умываться, не забудь про уши.

— Ладно.

Он быстро оглянулся на стол, где расположилась живаякартина, его монстры: Дракула, разинув рот, угрожал клыками лежащей на земледевице, Сумасшедший Доктор тем временем пытал на дыбе какую-то даму, а мистерХайд подкрадывался к идущему домой старичку, и, гибко двигаясь, спустился внизпоцеловать родителей и пожелать им доброй ночи.

Понять смерть? Конечно. Это — когда чудовища, наконец,добрались до тебя.

6

В половине девятого Рой Макдугалл въехал на ведущую к своемувагончику подъездную дорожку. Старый форд два раза газанул и вырубился. Трубканасадки дышала на ладан, дворники не работали, а в следующем месяце придетсчет. Ну и машина. Ну и жизнь. В доме выл ребенок, а Сэнди орала на него.Доброе старое супружество.

Он выбрался из машины и упал, споткнувшись об одну изкаменных плит, которые с прошлого лета собирался превратить в дорожку отподъездной аллеи к крыльцу.

— Чтоб ты сгорела, срань, — пробурчал он, зверем глядя наплитку и потирая подбородок.

Рой был изрядно пьян. Он ушел с работы в три и с тех пор пилу Делла с Хэнком Питерсом и Бадди Мэйберри. Хэнк совсем недавно разжилсяденьгами и, похоже, настойчиво пропивал все свои дивиденды, каковы бы они нибыли. Рой знал, что Сэнди думает о его приятелях. Ладно, пускай задерется вдоску. Пожалеть человеку пару кружек пива в субботу и воскресенье, даже если онломал спину на проклятой трепальной машине всю неделю и в выходные сверхурочно,чтобы подзаработать! Чего это она стала такая святая? Весь день сидит дома, ивсех дел у нее — прибрать в доме, побазарить с почтальоном да приглядеть, чтобпацан не заполз в духовку. Хотя в последнее время она не шибко-то за нимсмотрит. Позавчера проклятый мальчишка даже свалился с пеленального столика.

«А ты где была?»

«Я держала его, Рой. Но он так крутился…»

«Крутился, да уж».

Рой прошел к двери, все еще кипя. Ушибленная нога болела. Отнее-то сочувствия хрен дождешься. И чем же она занимается, пока он надрываетпупок на этого фигова мастера? Читает журналы и жрет вишни в шоколаде. Илисмотрит по ящику мыльные оперы и жрет вишни в шоколаде. А не то треплется потелефону с подружками и жрет вишни в шоколаде. Тут не то что рожа, тут и жопаопрыщавеет. Очень скоро не разобрать будет, где у этой бабы что.

Рой толкнул дверь и вошел.

То, что он увидел, поразило его сразу и сильно, пробивпивной туман, как шлепок мокрым полотенцем: орущий голый младенец с разбитымносом, у Сэнди, которая держит его на руках, безрукавка запачкана кровью,повернутое к Рою лицо съежилось от страха и неожиданности. Пеленка на полу.

Рэнди, у которого синяки под глазами побледнели совсемнемного, поднял ручки, словно умоляя о чем-то.

— Что тут происходит? — медленно спросил Рой.